ЭТО ЧТО ЗА ГОРА?!

Иван Горюнов

«Почему ты часто подходишь к этому окну? Что ты там всё высматриваешь?» - спросила меня как-то Олюшка . Я вроде бы и не смутился (застали врасплох за сокровенным), но с задержкой ответил: «Родину видно, верхушку горы Гребенской» - И правда – встала она рядышком.-

В ясные дни далЁко видно, вот и гору, в семи километрах севернее расположенную, вижу я  то солнцем залитую, в пору бабьего лета и ясных зимних дней, то парящую в воздухе в дни весенние.

Смотрю, смотрю, и тепло и грустно становится – столько событий связано с горой этой, столько лет прошло, а она всё так же далеко от меня, или не так близко как в детстве. А что  знаю я о ней, отчего сердце замирает, когда смотрю на неё из окна, почти так же замирает, когда стоишь на вершине Гребенской горы?

Когда стоял мальчиком-юношей на вершине, сердце замирало от бескрайних далей, вокруг открывшихся, от восторга, что к далям этим путей передо мною много-много, от тревоги - правильно ли выберу я тот единственный путь, который приведёт меня в даль светлую. Из окна глядя, грущу, что и сама гора уже стала для меня далью, и вопросы мучают – а правильным ли путь был, но и радость жива, что дети, внуки мои ещё испытают восторг тот же, ещё постоят на вершине родной горы.

Когда образовалась гора, можно узнать  в книгах научных, а я  лучше расскажу о том, как я об этом узнал. В седьмом классе мы учились, когда на гору повёл нас классный руководитель Николай Артемьевич Иванов. Нашёл камень небольшой и показал нам ракушку, расположенную по срезу камня в самой его середине. «Где ракушки живут?» - нас спрашивает. В воде, в Сакмаре – мы отвечаем. – Вывод? – Вы ракушку  с берега Сакмары прихватили. Как же здесь на горе могут быть ракушки? -  Он опять наклонился к пласту выступающему, камнем этим же, с ракушкой, отколол ещё один камень, поменьше, нам протягивает. Батюшки!! В этом камне аж целых две ракушки!

- Вывод?- опять спрашивает. Мы рты разинули.  – Правильно, гора была когда-то давно, миллионы лет назад, дном океана. Шок, мысли в голове рваные – Тут было дно?!!

= Вон, на юг смотрим, гору видите, она  называется Верблюжьей, а в народе – Солдатской, там внизу стрельбище, где военные стреляют из автоматов. Вдали Оренбург видно. А между горами дорога железная на Орск проходит, место это так и называется у железнодорожников – Гребенские ворота. Мост видите, прямо перед нами, он в 1913 году построен,  там на одном камне дата эта выбита.

Повернулись на Север. Вдали сёла Сакмара, Беловка. На правом берегу реки Сакмары ещё две горы – Арапова и Висиличная. Арапов основал Сакмарский городок в 1725 году, а на Висиличной горе вешали восставших  против царя башкир.

В восьмом уже классе опять была экскурсия на гору нашу, целью же ёё было изучение процесса отжига извести, химию мы учить начали. Опять отвлекусь и вот почему: искал в интернете сведения о горе нашей и попутно узнал, что существует даже клуб ли, общество ли друзей Гребенской горы. Обрадовался, читать стал отзывы друзей горы и нашёл вопрос молодого человека: «Друзья! Что за развалины у подножья горы, говорят, что печи какие-то там были? Кто в курсе - расскажите.» Удивился: «Надо же! Целое поколение выросло, не знают даже, что было на месте том.» Знания школьные с годами пополнились, потому и отвечу на вопрос того молодого друга нашей горы.

Первое упоминание о производстве, существующем на Гребенской горе, относится к  1837 году. В это время в Оренбурге началось строительство Караван-сарая. Необходимый для строения лес из Башкирии  сплавлялся по реке Сакмаре. Камень и известь  вырабатывались  в 20 верстах от Оренбурга на Гребенской горе. Так записано в архивных документах. С камнем всё более-менее ясно: снимая грунт сверху, добирались до пласта,  зимой сверлили отверстия, заливали воду – мороз делал остальное: разрывал пласт. Взрывчатка, порох в то время дороги были, вряд ли применялись. Дальше дробили кувалдами, кайлом. Бутовый камень грузили на подводы и в путь. Нужен был ровный камень для цоколя или отделки – обтёсывали молотками, шлифовали, всё вручную.

А вот с известью сложнее дела обстояли. На юго-западной стороне гора мысами спускается в пойму Сакмары-реки. До сих пор сохранились заросшие ямы на мысах, в которых и отжигали известковый камень, привозимый на подводах. Почему ямы на мысах? Топливом тогда были дрова, которые и доставлялись сплавом из Башкирии в больших количествах. Выгоднее известняк привезти, чем дрова в несравненно больших количествах.

Ещё одна яма есть прямо у южного окончания горы. В ней тоже известь отжигали, но это уже значительно позже, в 30-тые годы 20 века. Дед мой, Иван Евграфович, служил десятником на горе, чем папа мой очень гордился: «Видать грамотный был, тако дело дураку не доверят! Да и в колхоз его особо не агитировали, грамотны-то там нужны, а в колхозе чё?»  В Гребенях казаки жили. В летнее время полевые работы дохнуть не дают, а на зиму брали казаки подряд у казны – изготовить столько-то камней, такого-то размера, по такой-то цене. Много погребов и подвалов выложены таким тёсаным камнем и в самих Гребенях, и в соседних сёлах. Потолок в таких погребах сделан в виде свода, мастерская работа. В самые жаркие дни лета лед в таких подвалах не таял, и на глыбах этих хранилось мясо, молоко. Это и я помню. На одном камне у нас в подвале  выбита дата 1897 год.

Мосты строили из такого же камня, на одном из них по старой столбовой дороге  тоже дата выбита 1893 год и инициалы мастера Ф.М. К. Из камня же и памятники делали, их много на гребенском кладбище. Я смотрел даты на них, самая древняя - 1793 год, а вот фамилию раба божьего прочитать уже невозможно. Для обмолота снопов на гумне делали из камня катки ребристые: камень шириной с метр, в диаметре – сантиметров сорок,  в центре сквозное отверстие для оси. Лошадки или люди таскали  каток такой по снопам, на гумне расстеленным, он рёбрами молотил колосья. Их, катки, и сейчас можно увидеть в сёлах сакмарских, только используют их как скамейки для посиделок вечерних около дома. Кормушки для птицы и скота из камня делались, я ещё помню мельницы ручные - тоже из камня. Мололи черёмухи ягоды и такие вкусные «грязные» лепёшки пекли из муки той! Даже сейчас слюнки потекли.

Есть в Гребенях, сохранилось ещё чудное  для сегодняшнего дня сооружение – башня, стоит во дворе дяди Феди Забродина. Это оно для сегодняшнего дня чудное,  а для предков наших  необходимое  сооружение это служило силосной башней. Круглая, метров десять в диаметре, выложенное из камня тёсаного, высотой метра четыре, венчалось она шатровой крышей, на моей памяти – уже железной. Ещё и в земле метра четыре. Дверь с боку довольно широкая. Через неё закладывали траву скошенную, кукурузы тогда не было. В башню спускали коня, который и топтал сенаж, прессовал. И сидел там конь, вернее работал, до тех пор, пока вся глубина башни не набивалась сенажём. Когда мы детьми работали в колхозе, в башне хранили овёс, сенажа в таких малых объёмах уже не хватало и его закладывали в ямах, которые тоже выкладывались из камня с нашей горы. Ямы эти служили для нас местом боёв, игры в войну. Снаряды - обломки початков, всегда под рукой, да и обедать не надо ходить далеко – погрыз молочный початок  и опять в бой. Тем более постоянный поток машин, подвозящий силос с полей, позволял пополнять и продовольственный, и боевой запас. Две башни, точные копии гребенской, стояли в Сакмаре. На нашей башне тоже на камне дата выбита - 1836 год.

Извести требовалось всё больше, старые, ещё царских времён, напольные печи, в землю зарытые, (располагались они метрах в ста южнее новых, где мостик был под железной дорогой), уже не справлялись. Вот тогда-то, в тридцатые предвоенные годы и были поставлены две шахтные кольцевые печи непрерывного действия, которые представляют собой вертикальные цилиндры. Известняк загружается сверху вперемежку со слоями твёрдого топлива (кокс, антрацит). По мере выгрузки обожжённой извести внизу печи и опускания всей массы обжигаемого известняка, производится загрузка известняка вверху. Воздух подаётся в шахту снизу, постепенно нагревается опускающейся горячей известью и уже горячим попадает в зону обжига. Газы выбрасываются из шахты дымовой трубой.

Там же, внизу под печами, помещение или кабина, рельсы проложены, по которым лошадь таскает вагонетку. Задвижку откроешь, и горячая ещё известь сыпется в вагонетку. Лошадка вытягивает вагонетку из-под печи, и тянет её на площадку для выгрузки – рампу. Ещё ниже рампы стоят полувагоны, в которые бульдозер и сталкивает выгруженную из вагонетки известь.

Но чтобы получить известь, надо сначала добыть в горе известняк, раздробить его. И только потом он попадает в печь. Мой дядя родной, Григорий Иванович, работал на бульдозере С-80, без кабины. Левая сторона горы как бы исчерчена наклонными дорожками: Это дядя Гриша вскрывал пласты известняка, делал дороги для самосвалов ГАЗ-93. Много-много раз кувыркался трактор дядин с самой верхотуры, а дядя успевал выпрыгнуть – потому и не было кабины. Остались следы дяди и на правой стороне: по дороге, им проложенной, и сейчас на легковом автомобиле можно заехать на самою вершину. Я заезжал два раза, на "Волге" и на "Жигулях".

Заводик, но при нём построены и дома для рабочих, и мастерские, и клуб с амбулаторией – всё как положено. Даже магазин свой есть, столярная мастерская, рядом подвал огромный, где стояли огромные бочки с соленьями: огурцы, капуста, помидоры – всё со своего подсобного хозяйства. Да, конюшня тоже построена. Электричество дизельгенератором вырабатывается, тут же в мастерской установленном.

После победы над Японией работали на заводе пленные японцы. Ломали камень, лошадей с вагонетками водили. Жили в бараке, общежитие у них было, столовая своя. Но либо паёк скудный был, либо гурманами были японцы – переловили всех змей и ужей на горе, лягушек в Гребенских колодцах огородных. Как выходной у них, так и добывают пропитание группами, тут же и жарят на кострах. Никакой охраны у них не было.

Праздником великим для нас, детворы, был приезд в Известковое вагон-клуба. Набьёмся в вагон битком, и кино крутят для нас. Летом кино крутили в парке с акациями. Цена билета пять копеек, но для нас и их раздобыть было за счастье. Парк огорожен аккуратненьким забором из штакетника. А ещё ходили мы за хлебом в магазин, при заводе и пекарня своя была. Терпеливо ждали, когда хлеб купят заводчане, а уж оставшийся -  нам, колхозникам. Продавался хлеб на вес, и молишься стоишь, ожидая, чтобы довесок был – его можно съесть по дороге домой.
Дети из заводского посёлка учились в нашей, Гребенской восьмилетке, в посёлке у них была начальная школа. Ребята с заводского посёлка были постоянными нашими соперниками в играх, летом – в футбол, зимой – в хоккей.  И диво-дивное для наших мам, в посёлке был детский садик. И уж совсем  диво для наших казаков-староверов – баня общественная была.

В детстве мы днями пропадали на горе. Как только весна просыпается, мы уже там – картошку печём, лук дикий, едва высунувшийся щиплем, про клад не забываем; заглядываем в каждую расщелину, находим изредка гильзы ржавые, штык винтовочный, а клада не находим. Но существовало твёрдое правило: до 12-ти дня на гору нельзя – ровно в это время ежедневно гремел взрыв, разрывались пласты. Тол и всё необходимое для проведения взрывных работ хранилось на складе, у нас его так и называли – амональный. Наш классный руководитель, Николай Артемьевич, а ещё он и брат мой двоюродный, до поступления в пединститут, работал охранникам амонального, в ВОХРе, так у нас говорили. У него даже форма была тёмно-синяя, и винтовку давали, когда на караул заступал. Не знаю откуда, но дома у Николая хранились капсюля от патрон, нам с его племянником Володей, удавалось доставать (воровали, наверное) капсюля, и потом грохот стоял в разных концах Гребеней.

После взрыва мы устремлялись на гору наперегонки, чтобы собрать тонкую цветную  (красную, синюю, жёлтую), проволоку, из которой изготовлялись кольца, браслеты, плётки (казачьи же потомки). Не всегда походы заканчивались удачно, бывали и пальцы оторванные, одному Шурику глаз вышибло, другого Толика лавиной, сошедшей от взрыва, завалило, едва успели откопать. Павлик Мельников ключицу сломал, на спор спуститься с самой вершины хотел.

В расщелинах пластов селились галки. Любимым занятием было  гнёзда зорить, собирать яйца. Они, яйца, маленькие – подсунут в карман незаметно, хлоп и беда: в кармане гоголь-моголь, разборки, иногда драка. В карман-то ладно, а вот иногда фуражку померить дадут, наденут и тоже, хлоп по башке, а там штуки три яичка. Гоголь-моголь уже по лицу расплывается. Жарили ребята яичницу тут же на костре, но я почему-то не ел. Жалко галок было, они рядом летают, орут, возмущаясь.

Юноши и девушки тоже про гору не забывали.  На вершине – красота, романтика, ветер, девушку надо беречь, обнимая-согревая. Если не помогало, спускайся вниз, печи-то работают круглосуточно, там тепло, а рядом домик аккуратненький, в нём чисто и тепло, даже и целоваться можно.  В углу бак с водой и кружка на цепочке запомнились.

Ценили и любили гору свою жители гребенские. Дядя Петя Рынков, шутник и озорник местный,  вернувшись с войны великой, едва с поезда сошёл, схохмил, надеясь показать, как долго он не был, как соскучился: «Эт что за гора!?» Теперь все, кто долго отсутствуют на родине, приезжая, так говорят тоже: «Эт что за гора?»

В восьмидесятые годы 20-ого века исправно выдававший известь завод вдруг стал нерентабельным и был как-то уж очень быстро закрыт. Сам посёлок Известковый жив,  и даже расстроился - дачники там живут, да дети рабочих завода, сохранившие дома родителей, дачи у них там теперь. Естественно – никакой инфраструктуры не сохранилось, но посёлок газифицирован, электричество тоже есть. Надеюсь, что вот и ответил я на вопрос молодого интернетного друга горы Гребенской.

О Гребенской горе существует  предание, связанное с восстанием Пугачева.  Предание гласит, что Емельян в Гребенях закопал клад.  По всей видимости, разговоры об этом кладе уходят корнями в слова  В.И. Даля:

«В Бердах мы отыскали старуху (И. А. Бунтову Б. К.) которая знала, видела и помнила Пугачева. Пушкин разговаривал с ней целое утро, ему указали, где стояла изба, обращенная в золотой дворец.., указали на гребни, где, по преданию, лежит огромный клад Пугачева, зашитый в рубаху, засыпанный землей и покрытый трупом человеческим, чтобы отвлечь всякое подозрение и обмануть кладоискателей, которые, дорывшись до трупа, должны подумать, что это простая могила».

Слово гребни и Гребени похожи, да и гора похожа на гребень –закапывай - не хочу.

Но у нас в Гребенях клад этот искали чаще всего в другом месте, не на горе. Между Гребенями и Двориками есть  среди мысов горушка  очень правильной пирамидальной формы – вот там и копали тайно. И до сих пор чёрными пятнами ямки чернеют на склонах той горушки – не перевелись ещё энтузиасты.

Легенды ходили в народе не только о Пугачёвских кладах. Есть озерцо у западного склона горы, Сандурихой в народе зовётся. Якобы в древние времена жил-был разбойник Сандуров в наших краях, купцов азиатских грабил. Клад свой на дне озерца этого и зарыл. Но ям там я не встречал, даже тогда, когда Сандуриха высыхала. Весной, если разливалась Сакмара-матушка раздольно, вновь Сандуриха полная воды, осокори вековые, да ивовый тальник по берегам. Ближе к осени мы тут как тут с Павликом Мельниковым да Колей Полушкиным,  бреднем процедим озерцо – щурят молодых да карасей, за лето подросших, и подцепим полмешка.

Много баек и шуток слышал и я от дедов-родственников участников гражданской войны. «Помнишь, Евдокия, в огород вы шли, а я с горы как дам очередь из пулемёта со своих позиций, поверху стрелял, а вы врассыпную, кто в кусты, кто прям на межу шлёпнется?» - О дурак старый! Скоко лет прошло, а ума-то так и не нажил! Шутник хренов! У самого детишков полон дом, дак твоя-то с нами бежала, аль не видел, залили чай шары-то самогонкой, вот вас красны - то и сшибли с горы, вояки хреновы! – Да ладно, ладно, Дуня! Чего завелась, я же пошутить хотел. Никто нас не сшибал, сами ушли, в другом месте где-то сшибли, на Салмыше. – Ага, сами! Аники-воины! Два раза бронепоезд шарахнул, вас и ветром сдуло, Зашшитники!-

Права бабушка Дуня: две воронки, травой уже заросшие, до сего дня виднеются на западном склоне горы, в самом её начале.

Очень удивляли меня рассказы папы про то, как они, ещё ребятишками, помогали запускать планеры с горы. Позже и сам увидел, как взлетают они с горы нашей. Один даже разбился.

Рассказал я то, что сам знаю о горе родной. Не в хронологии исторической рассказал, а именно в той последовательности, которая осталась у меня в душе.

Автор материала: Иван Горюнов